Нильс Хаген - Охота на викинга [роман]

— …Но вы же знаете главную проблему России — коррупция. Ваши родственники попали в лапы к алчному и хищному чиновнику…

На поляну, где водят хоровод девушки, выползает огромный мохнатый арахнид. Щелкая челюстями, с которых капает ядовитая слюна, он заплетает красавцы-кедры липкой паутиной…

— …попали в беду. Долг велик, а в случае неуплаты или просрочки возможны большие осложнения — тюремный срок или даже…

Я резко открываю глаза, вскидываюсь.

— Что?! Вам, Олегу и Косте угрожают?! Кто?

— Тихо, тихо, — Иннокентий Геннадиевич похлопывает меня по мокрому горячему плечу. — В бане нельзя делать резких движений — голова может закружиться. Предлагаю пойти передохнуть, пивка попить. Там и договорим…

— Вы очень симпатичный человек, Нильс. Мне хочется называть вас по отчеству, но это, согласитесь, будет звучать нелепо, а мне совершенно не хочется ставить вас в неловкое положение. Хотя, должен отметить, отчество — это хорошая русская традиция. Называя человека полным именем, с упоминанием имени его отца, вы отмечаете уважительное отношение к предкам, к старшим, к традициям. Вы согласны со мной?

Я киваю, потягивая на удивление неплохое для российской глубинки пиво. Олег и Костя снова ушли париться. Иннокентий Геннадиевич сидит напротив меня. Он завернулся в простыню, как римский патриций, его руки снова летают над столом, совершая плавные движения, черные глаза полуприкрыты веками.

— Нильс, ваше прекрасное образование и воспитание делают честь вам и вашим родителям. У вас открытое и приятное лицо честного человека. Хотел бы я иметь такое…

Невольно бросаю взгляд на лицо собеседника. Вроде бы у него тоже вполне себе европейское и приличное лицо, если бы только не глаза…

Глаза… Черные, похожие на два портала в ничто, они приковывают к себе мой взгляд. В голове опять начинают шуметь кедры.

— Отличное п-пиво… — говорю я с трудом. Возникает чувство, что я хотел поговорить с Иннокентием Геннадиевичем о чем-то очень важном…

— …все хорошие люди должны держаться вместе и помогать друг другу, особенно если они — родственники… — рокочет тем временем он. — Это, если угодно, тоже традиция, русская народная традиция. Вы ведь теперь русский человек, Нильс.

Есть! Вот оно!

Конечно, я же думал о том, как спросить у Иннокентия Геннадиевича, могу ли я чем-то помочь ему, Косте и Олегу! Я очень хочу этого, и самое главное — я могу это сделать! Могу — только не знаю как.

Мне нужна помощь, подсказка.

Иннокентий Геннадиевич смотрит на меня — а кажется, что в меня, в самую душу. Его черные глаза обрастают щупальцами, шевелящимися, живыми. Они вытягиваются, оплетают меня уютным, мягким и теплым коконом. Голос моего нового друга звучит успокаивающе, как на приеме у психотерапевта:

— Поверьте, Нильс, мы очень ценим ваше желание помочь. Нам крайне приятно, что вы оказались столь отзывчивым и доброжелательным человеком. Маргарите невероятно повезло. Впрочем, вам с нею тоже. Я знаю ее с детства, она — чудесная девушка, но очень ранимая и тяжело переживает огорчения и обиды. Думаю, вы и сами это знаете и никогда не заставите ее страдать.

С трудом открываю рот — мне хорошо, и я боюсь, что слова могут разрушить это состояние. Но — надо, и я говорю:

— Конечно, я… я — никогда!

— Мы в вас не сомневались. — Иннокентий Геннадиевич улыбается.

С трудом наклоняю голову:

— Я сделаю все, что от меня требуется. Хотите… я…

— Ваш банк обслуживает клиентов в России на протяжении многих лет, — не то спрашивает, не то утверждает Иннокентий Геннадиевич.

— Почти двадцать…

— На счетах лежат крупные суммы…

— Конечно…

— И среди счетов есть такие, которые не обслуживаются, потому что…

Я поднимаю глаза на Иннокентия Геннадиевича, договариваю за него:

— Потому что владельцы много лет… не заявляли о себе. Так бывает.

— Да, — вальяжно кивает мой собеседник. — В России это хорошо известно. Жил-был человек, трудился, развивал бизнес, а потом — хлоп! И остались от него недостроенный дом и необслуживаемый счет в иностранном банке. Селяви, эпоха первоначального накопления капитала, ничего не попишешь.

Молча киваю.

— И вы, как управляющий филиалом, имеете возможность управлять такими счетами, простите за тавтологию…

— Д-да…

Это я сказал? Конечно, я.

— А что если поручений от клиента нет, что тогда происходит с деньгами?

— Ничего…

— Как ничего?

— Вот так… они сидят на счете и ждут указаний…

— И что, они, то есть деньги, вовсе не работают?

— Нет…

— Но ведь это абсурд, — мягко улыбается Иннокентий Геннадиевич. — Деньги должны делать деньги, не так ли? Это основной, базовый постулат, на котором держится весь мир. Вы согласны?

Конечно, я согласен. Вернее, Нильс Хаген, трезвомыслящий банковский работник, руководитель филиала в Москве, не согласен, а вот я, пьяный, мало соображающий иностранец, оказавшийся где-то на заснеженных просторах России… соглашаюсь… почему? Не знаю… может, водка? А может, и не водка, может, в моем состоянии трудно спорить со столь очевидным утверждением. Трудно — да и зачем?

Вот, к примеру, я — не арабский шейх или африканский принц, я европеец, и поэтому я работаю, а прибыль откладываю на счет под проценты. Деньги делают деньги, это действительно правильно.

— Ай-яй-яй, Нильс, — укоризненно качает головой Иннокентий Геннадиевич. — Как же вы недоглядели…

Глаза-щупальца придвигаются совсем близко к моему лицу. Стены, потолок — все начинает покачиваться. Мне становится тревожно.

— Ваш банк нарушает главенствующий принцип мироздания, позволяя бесхозным деньгам прозябать на необслуживаемых счетах. Это очень плохо. Это увеличивает энтропию и ведет к хаосу. Понимаете?

Горестно киваю. В самом деле, как же так? Что же это мы?

Деньги мертвым грузом лежат на счетах, они не приносят людям пользы…

Они бесполезны…

Бесполезны…

Это опять сказал я? Или Иннокентий Геннадиевич? Черт возьми, разве это важно? Главное — я, как собака на сене, долгие годы попросту гноил средства, которые могли бы помочь хорошим людям!

Мне стыдно. Мне очень стыдно!

Как я мог?

И как удачно, что я познакомился с Костей, Олегом, Иннокентием Геннадиевичем — у меня теперь есть шанс прийти на выручку российской, русской культуре, стать меценатом, поддержав традиции Пибоди, Тёрнера, русского мецената Мамонтова, Джорджа Сороса…

Я встану в один ряд с этими людьми!

Глаза-щупальца шевелятся непосредственно возле моего лица, руки Иннокентия Геннадиевича двигаются округло и мягко, словно бы создавая вокруг меня незримую сферу. Они летают над столом, как крылья.

Я унижен и раздавлен — как я до сих пор сам не догадался, что эти проклятые деньги должны, обязаны служить людям!

По щекам моим текут слезы раскаяния. Иннокентий Геннадиевич берет меня за руку. Прикосновение его приятно и успокаивающе.

— Ну-ну, перестаньте. Это эмоции. У вас открытые, чистые глаза. Все поправимо. Нильс, вы просто ненадолго, на месяц, переведете необходимую сумму на счет, который вам укажут, — и вам станет легче. Не волнуйтесь — через месяц деньги вернутся обратно. Это будет как помощь. Беспроцентный кредит новой семье.

Я киваю. Конечно, я готов!

Ведь все так просто. Но боже, как же кружится голова! Голова, голова…

— Д-да, — выдавливаю из себя с невероятным трудом. — Мне надо прилечь… А потом я…

Иннокентий Геннадиевич похлопывает меня по плечу:

— Конечно, конечно. Отдохните…

Шумят, шумят в вышине сибирские кедры!

Солнечно, тепло, покойно… Как это говорится у русских? «В здравом уме и трезвой памяти»? Вот-вот, я именно в таком состоянии. Я готов сделать доброе дело — помочь своим новым родственникам. Христианские проповедники учат помогать ближнему своему. Я следую их заветам, это правильно и хорошо.

Нужно только отдохнуть. Поспать, прийти в себя после многодневного алкогольного марафона и бани. Все же это тяжелое испытание для европейского человека. Тяжелое, но я прошел его. Я стал «почти русским». А может быть, и не «почти».

Сквозь шум кедров слышу голоса. Они еле пробиваются ко мне, словно бы доносясь из соседнего гостиничного номера. Фразы дробятся на словосочетания, смысл которых, скорее, угадывается, домысливается мною.

— Клиент готов…

Сон закрепит…

— Комп принес?

— Ага, всё как сказали…

— Геннадич, за тебя!

— А софт тот самый?

— Как сказали, сам проверял…

— Проблемы тут не нужны…

— Профессору на больницу работать…

— Лохов на наш век хватит…

— Жаль, отвалила эта Рита. Перспективная девка…

Эта Рита… Э-та Ри-та… Э т а Р и т а… Эт арита… Арита…